Первые десять лет жизни он был просто Кот.
Сильная, наглая тварь серо-коричневого окраса, с плотной длинной шерстью, сбившейся на боках в вечные колтуны.
Непроходящие глубокие царапины на морде и изодранные в лохмотья уши придавали ему совершенно бандитский вид.
На просторах нашей старой и запущенной квартиры он, как гордый и свободный нохча, жил грабежом и разбоем.
За ее пределами не брезговал и насилием. Требовал соблюдения прав и клал свой маленький, но изрядно натруженный писюн, на все обязанности.
Будучи центровым по району, он немилосердно мочил всех окрестных котов, совершенно неадекватно отвечая на малейшие поползновения в свою сторону.
Порой казалось, что в него вселился несгибаемый дух великого каратиста Масутацы Оямы, именно с таким неистово-киокушиновским напором бросался он на всех соперников, сметая их, разметая в пух и прах даже мысли о каком-то сопротивлении.
Имя у него появилось лишь тогда, когда подросла дочь, и назвала его для унификации Тима, так же как и тещиного домашнего засюсюканного уйобка, вечно ссущего под диваном. Кот же был суров.
Принимая меня за равного, жену и дочь он определенно ставил ниже себя в семейной иерархии и относился к ним со снисходительным презрением. Малая, подрастая приняла такой расклад как есть , жена же, получив в руки штурвал управления мною, попыталась было с наскока подмять под себя и Кота. Однако нет..
Натыкаясь в финальной стадии бурного медовомесячного соития на угрюмо насупленный, как у седьмой бэхи, полуприщур, сквозь который Кот брезгливо наблюдал за хозяйской потной возней она каждый раз смущалась, и прервавшись на полуфрикции запахивалась в простыню, требуя убрать это наглое животное .
Добившись нужного результата Кот задрав хвост уходил сам.
Гордость никогда не позволяла ему просить, он всегда или требовал или брал с боем.
Заботливо положенная женой в чистую мисочку еда заветривалась и пропадала.
Голодный и злой, он снисходил до участия в семейном обеде: усевшись перед столом на свободный табурет клал голову на стол и закрывал глаза, демонстрируя полное безразличие к происходящему.
Но стоило отвлечься лишь на секунду – из под стола стремительным хуком вылетала растопыренная, с выпущенными когтями, лапа и неуловимым движением выхватывала с ближайшей тарелки котлету или сосиску.
Такую же точно, как в его миске. Заслуженно получив от меня увесистого пинка, он не выпуская добычу пролетал юзом кухню и прихожую и с грохотом врезавшись в дверь ванны как ни в чем не бывало поднимался и гордо задрав хвост шел обратно, чтобы у моих ног спокойно съесть честно заработанный кусок.
Мы, несмотря ни на что, уважали друг друга, но и правила тоже надо было соблюдать. Закон есть закон.
Он был из первого помета соседской кошки.
Первый помет как говорят всегда самый сильный. Три серых дымчатых и один грязно-коричневый.
Наглым он был с рождения – в то время как другие котята,найдя свободную сиську затихали и насыщались, он возмущенно пищал , ползал вокруг мамаши, игнорируя свободные соски, до тех пор, пока не отгонял кого-нибудь из братьев и не занимал его место.
